Взрыв в Чернобыле отозвался в судьбах и биографиях сотни тысяч людей.
Бросая на произвол судьбы все нажитое, работу, дом — кто в чем стоял
оказывался перед неизвестностью. С собой были только документы и
необходимые вещи, ведь эвакуировали всего на несколько дней, а
оказалось — навсегда.
«Великое переселение» не только отрывало
людей от своих корней и бросало в чужую среду, но и обусловливало
душевную тревогу, вызывало множество стрессов.
Предоставлялась
ли чернобыльцам психологическая помощь и вообще существовали ли в то
время такие службы — об этом наш разговор с кандидатом психологических
наук, руководителем проекта Программы развития Организации Объединенных
Наций в Украине Оксаной ГАРНЕЦ.
— К сожалению, на тот момент
психологических служб, которые бы сопровождали весь этот процесс,
просто не существовало. Они были созданы только в 1992 году. В Киеве же
на момент аварии как раз организовывался психологический центр, и это
было нечто экзотическое. То есть психология как практическая наука —
помочь выйти из депрессии, решить личные проблемы — только начинала
развиваться. Инициировала создание центров социально-психологической
помощи пострадавшим чернобыльцам организация ЮНЕСКО в 1991 году (они до
сих пор работают в Славутиче, Бородянке, Иванкове, Коростене, Боярке).
Это произошло после того, как тогдашнее правительство признало, что у
нас есть постчернобыльские проблемы и нам необходима международная
помощь. Всем понятно, что психологическая поддержка пострадавших была
запоздалой.
Наша справка
В 1986 году Оксана Гарнец
участвовала в создании первого и единственного на то время в Киеве
психолого-консультативного центра. В 1988-м перешла в Институт
психологии в лабораторию, изучавшую последствия Чернобыльской
катастрофы для подростков. Именно тогда было проведено исследование
детей-переселенцев и тех, которые проживали на загрязненных
территориях. С 1987 по 1990 годы действовала программа по изучению
психологической ситуации после Чернобыльской аварии. Потом — затишье. К
сожалению, методический постоянный психологический мониторинг состояния
детей-подростков и их семей не проводится.
— Каковы последствия эвакуации?
—
То, что население отнеслось к этому спокойно и с пониманием,
свидетельствует: люди, работающие в атомной энергетике, в определенной
степени психологически готовы к экстремальным ситуациям, несмотря на
то, что до того дня утверждалось: атомная энергетика безопасная и
экологически чистая.
Во время экстренной эвакуации из
30-километровой зоны прежде всего вывозили детей — детсадами, школами.
Родители некоторое время их разыскивали, так как не всегда было ясно,
куда их вывезли. Исследование показали: если дети в экстремальной
ситуации находятся рядом с родителями, они воспринимают ее, скорее, как
приключение. Иначе ребенок, не понимая, что происходит, переживает
огромный стресс, который со временем начинает реализовываться, налагая
определенный отпечаток на его психику.
— Как семьи приживались на новой почве?
—
Из Чернобыльского региона переселяли целыми селами. Новые дома
неплохого качества, с газом, со всеми удобствами возводились рядом с
существующим селом, где условия жизни были намного хуже. Это порождало
зависть. Более того, среди взрослых велись разговоры, что переселенцы
заразные, излучают радиацию. Эти мифы, возникавшие из-за отсутствия
корректной информации, срабатывали. Например, в школах на их детей
показывали пальцами. Тогда никто не думал о том, что прежде чем
переселять, необходимо провести разъяснительную работу с местными
жителями, а затем — помочь выстраивать сельскую общину, чтобы проблемы
чернобыльцев стали понятными. Или, скажем, район Троещины должны были
заселить киевляне, годами стоявшие в очереди. Но новое жилье досталось
тем, кто остался без крыши над головой. Беда в том, что людям не
объясняли, что происходит. Отсюда и непонимание.
Совсем другая
ситуация была с людьми, уезжавшими из загрязненной зоны во время
планового переселения. Перед тем их информировали, у них
интересовались, куда они хотят перебраться, гарантировали
соответствующие условия проживания. После переезда они намного лучше и
легче адаптировались в других регионах, чем те, кто попадал туда в
форс-мажорных обстоятельствах.
Как-то разговаривала со
старушкой, которая с Житомирщины возвратилась назад — в 30-километровую
зону. Там с дедом обзавелись своим хозяйством и чувствуют себя
абсолютно счастливыми. На мое удивление, что бежали от лучших условий,
женщина сказала: здесь, в нашем Полесье, земля сухая, куры могут выйти
поклевать, а там чернозем — у курицы лапы вязнут. 90 процентов всех
пострадавших проживали в сельской местности. Поэтому, прежде всего, это
— сельская катастрофа. А крестьяне, как известно, навеки прикипают к
насиженным местам. И прижиться где-то в других местах им крайне тяжело.
— Страдали ли люди фобиями в результате хронического стресса?
—
Фобии, спровоцированные непрофессиональной информацией, которая
подавалась населению, были в самом начале. Очень хорошо помню, как 5
мая тогдашний министр здравоохранения по телевидению уверял, что все
прекрасно, никакой угрозы нет, но закройте форточки, каждый день
делайте влажную уборку, мойтесь после каждого выхода на улицу и т. п.
Непродуманное информирование вызвало парадоксальные фобические реакции
у населения. Например, среди лета некоторые киевляне начали одеваться,
будто зимой. Но отмечу, что много было психосоматических реакций. Как
известно, стрессогенные ситуации влияют на физическое здоровье. Это
доказанный факт: стрессы провоцируют сердечно-сосудистые заболевания,
аллергию, нарушения пищеварения и т. п. Ведь те, кто живет в ожидании
болячек, в конце концов, их получают. А у больного свое объяснение — от
радиации. О влиянии радиации написано немало. Все зависит от того, как
мы воспринимаем эту информацию. Конечно, здоровье надо беречь, но не
надо связывать все нелады с последствиями катастрофы.
—
Исполнилась 21-я годовщина той страшной атомной ночи. Подросло уже
новое поколение переселенцев. Отразился ли на них чернобыльский синдром?
—
В результате исследования среди подростков-непереселенцев (контрольной
группы) и переселенцев в конце 90-х годов вырисовалась такая картина:
детям контрольной группы виделся в будущем только позитив — поступление
в вуз, свадьба, большая семья и т. п., продолжительность жизни не менее
95 лет. А подростки-чернобыльцы делили жизнь на до и после аварии.
Будущее им представлялось безрадостным, а себя дети видели больными и
отмерили свой век 65-летней отметкой...