В
результате тщательного расследования причин аварии удалось не только во
многом восстановить физическую и технологическую картину случившегося,
но и определить основные ошибки персонала, обслуживавшего реакторную
установку 4-го энергоблока.
После утверждения
главным инженером станции Н. М. Фоминым явно недоработанной и не
согласованной должным образом программы испытаний турбогенератора в
режиме выбега с нагрузкой ответственность за проведение эксперимента
была возложена на заместителя главного инженера ЧАЭС по эксплуатации
второй очереди станции А. С. Дятлова. Он считался подготовленным
специалистом, имевшим большой стаж работы на атомных реакторах.
Начальником ночной
смены 4-го энергоблока был А. Ф. Акимов, 1953 г. рождения. Считалось,
что он человек дисциплинированный, но без достаточных профессиональных
навыков. Старший инженер управления реактором Л. Ф. Топтунов, 1960 г.
рождения, сравнительно недавно находился на этой должности и не сумел
еще овладеть нужными навыками и опытом (Акимов и Топтунов умерли в
результате острого лучевого заболевания в мае 1986 г.).
Руководил
организацией и проведением испытаний Г. П. Метленко, инженер-электрик
организации «Донтехэнерго», не знавший особенностей ядерного реактора.
Начальником смены
станции, ответственным за все, что на ней происходило, являлся Б. В.
Рогожкин, многие годы проработавший в атомной промышленности.
Вот, собственно,
основные прямые участники и действующие лица случившейся трагедии.
Прежде всего, ее обязан был не допустить Дятлов. Он непосредственно
находился на пульте управления реактором, определял действия своих
молодых коллег. Но заместитель главного инженера не проявил
требовательности ни к себе, ни к подчиненным. Он допустил отступления
от регламента эксплуатации энергоблока и хотя и несовершенной, но
утвержденной программы эксперимента.
Прежде всего,
Дятлов не воспрепятствовал проведению испытаний после непроизвольной
остановки реактора. Он должен был дать команду немедленно заглушить
аппарат после того, как по вине оператора мощность упала почти до нуля.
Заместитель главного инженера обязан был знать и о том, что запас
стержней СУЗ, находившихся в активной зоне в момент проведения
испытаний, был недопустимо малым для дальнейшей эксплуатации реактора.
В соответствии с
должностными обязанностями все эти нарушения должен был пресечь
начальник ночной смены АЭС Рогожкин. Согласно установленному порядку
без его ведома на реакторе не могли производиться никакие действия,
влиявшие на безопасность реактора. Но, как выяснилось, Рогожкин даже не
ознакомился подробно с программой испытаний. Он узнал о ней в начале
смены от Акимова, а в дальнейшем вообще устранился от контроля за тем,
что происходило в 4-м реакторном цехе.
Таким образом,
если, с одной стороны, во всем происходившем участвовали молодые,
недостаточно опытные люди, то, с другой – те, кто обладал этим опытом и
по своему служебному положению обязан был не допустить нарушений правил
эксплуатации.
В материалах,
которые советская сторона представила на рассмотрение экспертов МАГАТЭ
в связи с чернобыльской аварией, было сделано несколько конкретных
выводов:
«В процессе
подготовки и проведения испытаний турбогенератора в режиме выбега с
нагрузкой собственных нужд блока персонал станции отключил ряд
технических средств защиты и нарушил важнейшие положения регламента
эксплуатации в части безопасного ведения технологического процесса».
Далее:
«Основным мотивом
в поведении персонала было стремление быстрее закончить испытания.
Нарушение установленного порядка при подготовке и проведении испытаний,
нарушение самой программы испытаний, небрежность в управлении
реакторной установкой свидетельствуют о недостаточном понимании
персоналом особенностей протекания технологических процессов в ядерном
реакторе и о потере им чувства опасности.
И как результат этого:
«Катастрофические
размеры авария приобрела в связи с тем, что реактор был приведен
персоналом в такое нерегламентированное состояние, в котором
существенно усилилось влияние положительного коэффициента реактивности
на рост мощности.
|